Неточные совпадения
Самым интересным человеком в
редакции и наиболее характерным для
газеты Самгин, присмотревшись к сотрудникам, подчеркнул Дронова, и это немедленно понизило в его глазах значение «органа печати». Клим должен был признать, что в роли хроникера Дронов на своем месте. Острый взгляд его беспокойных глаз проникал сквозь стены домов города в микроскопическую пыль буднишной жизни, зорко находя в ней, ловко извлекая из нее наиболее крупные и темненькие пылинки.
По субботам в
редакции сходились сотрудники и доброжелатели
газеты, люди, очевидно, любившие поговорить всюду где можно и о чем угодно.
Один Vincento d’Abello, сын редактора здешней
газеты, сборщика податей тож, другой Carmena, оба они служили и по
редакции и по сбору податей.
Непременно положил ему «спасибо» в
газетах напечатать, чувство благодарности заговорило, и вот вообрази, тут уже другая история пошла: ни в одной-то
редакции не принимают!
Корреспонденция была отослана. Дней через десять старик почталион, сопровождаемый лаем собак, от которых он отбивался коротенькой сабелькой, привес брату номер
газеты и новое письмо со штемпелем
редакции. Брат тотчас схватился за
газету и просиял. На третьей странице, выведенная жирным шрифтом и курсивом, стояла знакомая фраза...
От Замараева Полуянов отправился прямо в малыгинский дом, и здесь его удивление достигло последних границ. На доме висела вывеска: «
Редакция и контора ежедневной
газеты Запольский курьер».
Пусть эти листки идут прямо в
редакцию «Земледельческой
газеты».
Паскаля отправил сейчас на почту — прямо в
редакцию «Земледельческой
газеты» к Энгельгардту…
С последней почтой читал приказ об увольнении Егора Антоновича от
редакции «Земледельческой
газеты». Меня это огорчило, и я жду известия, с какой целью наш старый директор прикомандирован к министерству имуществ. К нему будет от меня грамотка — сегодня не успею на лету, пользуюсь этим случаем.
Когда явился в
редакцию «Здоровья» судебный пристав описывать за долги имущество И.И. Зарубина, то нашел его одного в единственной комнате с единственным столом, заваленным вырезками из
газет, и с постелью, постланной на кипах журнала, а кругом вдоль стен вместо мебели лежали такие же кипы.
Действительно, оказалось, что речь Витте напечатана в
газетах от Северного телеграфного агентства только в «Новом времени»; в агентских телеграммах значилось казенное сообщение об открытии, законченное словами: «Министр вошел на кафедру и произнес речь», а далее от
редакции: «См. выше телеграмму нашего корреспондента».
Интересные сведения и даже целые статьи, появившиеся накануне в петербургских
газетах, на другой день перепечатывались в Москве на сутки раньше других московских
газет, так как «Московский телеграф» имел свой собственный телеграфный провод в Петербург, в одной из комнат
редакции, помещавшейся на Петровке в доме Московского кредитного общества.
Вначале выставка пустовала. Приезжих было мало, корреспонденты как столичных, так и провинциальных
газет писали далеко не в пользу выставки и, главное, подчеркивали, что многое на ней не готово, что на самом деле было далеко не так. Выставка на ее 80 десятинах была так громадна и полна, что все готовое и заметно не было. Моя поездка по
редакциям кое-что разъяснила мне, и
газеты имели действительно огромное влияние на успех выставки.
Молодому ученому, подававшему большие надежды, пришлось искать заработка, и он перешел в журналистику, сделавшись постоянным сотрудником «Московского телеграфа». Н.П. Ланин предложил ему организовать
редакцию и быть фактическим редактором «Русского курьера»,
газеты без предварительной цензуры.
Откуда деньги у
газеты, я узнал случайно уже много после, когда в
редакции Дорошевич познакомил меня с красивым, изящным брюнетом, одетым по последней моде.
Вечером я выехал в Петербург, радостно встреченный редакционными друзьями, сообщившими, что мои корреспонденции из Белграда перепечатываются
газетами, а «Россия» увеличила свой тираж.
Редакция чествовала меня обедом за газетный «бум», свергнувший короля. За обедом из рук в руки ходила моя табакерка, которой косвенно я был обязан спасением.
Всем сотрудникам, ни разу не оставлявшим его
редакцию за все время ее существования, выдано было за несколько лет до его кончины по пяти тысяч рублей, а после его смерти все лица, близко стоявшие к его
газете, остались если не богатыми, то вполне обеспеченными людьми.
Я бросился первым делом в
редакцию. Там В.М. Соболевский и М.А. Саблин. Радостно меня встречают. Благодарят. На дворе шумят газетчики — получают
газету для розницы, мне устраивают овацию.
Основал ее писатель Н.Ф. Павлов и начал печатать в своей типографии в доме Клевезаль, против Мясницкой части. Секретарем
редакции был Н.С. Скворцов, к которому, после смерти Павлова, в 1864 году перешла
газета, — и сразу стала в оппозицию «Московским ведомостям» М.Н. Каткова и П.М. Леонтьева.
Газета «Голос Москвы», издававшаяся года за два до «Здоровья», памятна для меня тем, что в ней Влас Михайлович Дорошевич прямо с гимназической скамьи начал свою литературную карьеру репортером. Его ввел в печать секретарь
редакции «Голоса Москвы» Андрей Павлович Лансберг.
Никогда не забыть мне беседы в
редакции «Русских ведомостей», в кабинете В.М. Соболевского, за чаем, где Н.К. Михайловский и А.И. Чупров говорили, что в России еще не народился пролетариат, а в ответ на это Успенский привел в пример моих только что напечатанных «Обреченных», попросил принести номер
газеты и заставил меня прочитать вслух.
«Оршава. 29 июня. В Белграде полное осадное положение. Установлен военно-полевой суд. Судьи назначаются Миланом Обреновичем. Лучшие, выдающиеся люди Сербии, закованные в кандалы, сидят в подземных темницах.
Редакция радикальной
газеты „Одъек“, находящейся в оппозиции к Милану, закрыта. Все сотрудники и наборщики арестованы. Остальные
газеты поют Милану хвалебные гимны. Если не последует постороннее вмешательство, — начнутся казни. В. Гиляровский».
«Курьер» вступил в четвертый год издания. В
редакции шли какие-то недоразумения. Редактировал
газету некоторое время В.П. Потемкин, сыпались кары на
газету — цензура становилась злее с каждым днем.
Газета вначале была малозаметной.
Редакцию трудно было отыскать — часто переезжала она с места на место, и типографии менялись то и дело: задолжали — и в другую!
Дом для
редакции был выстроен на манер большой парижской
газеты: всюду коридорная система, у каждого из крупных сотрудников — свой кабинет, в вестибюле и приемной торчат мальчуганы для посылок и служащие для докладов; ни к одному сотруднику без доклада постороннему войти нельзя.
Кормились объявлениями два мелких репортерчика Козин и Ломоносов. Оба были уже весьма пожилые. Козин служил писцом когда-то в участке и благодаря знакомству с полицией добывал сведения для
газеты. Это был маленький, чистенький старичок, живой и быстрый, и всегда с ним неразлучно ходила всюду серенькая собачка-крысоловка, обученная им разным премудростям. И ее и Козина любили все. Придет в
редакцию — и всем весело. Сядет. Молчит. Собачка сидит, свернувшись клубочком, у его ноги. Кто-нибудь подходит.
Во главе первых в Москве стояли «Московский телеграф», «Зритель» Давыдова, «Свет и тени» Пушкарева, ежемесячная «Русская мысль», «Русские ведомости», которые со страхом печатали Щедрина, писавшего сказки и басни, как Эзоп, и корреспонденции из Берлина Иоллоса, описывавшего под видом заграничной жизни русскую, сюда еще можно было причислить «Русский курьер», когда он был под
редакцией В.А. Гольцева, и впоследствии
газету «Курьер».
В 1880 году издавал
газету И. И Смирнов, владелец типографии и арендатор всех театральных афиш, зарабатывавший хорошие деньги, но всегда бывший без гроша и в долгу, так как был азартный игрок и все ночи просиживал за картами в Немецком клубе. В редких случаях выигрыша он иногда появлялся в
редакции и даже платил сотрудникам. Хозяйственной частью ведал соиздатель И.М. Желтов, одновременно и книжник и трактирщик, от которого зависело все дело, а он считал совершенно лишним платить сотрудникам деньги.
— В субботу, выпустив номер, — рассказал Пятницкий, — я пошел сюда, в «Палермо» (
редакция была почти рядом, на Петровке). Сижу за пивом, вдруг вбегает взбешенный Миллер — глаза сверкают, губы дрожат, в руках
газета. Сел со мной, больше никого в комнате этой не было, положил передо мной
газету, левой рукой тычет в нос, а правой вцепился мне в плечо и шепчет, точь-в-точь как Отелло Дездемоне: «Платок! Платок...
Московские
газеты напустились на эту выходку «Жизни»; одни обвиняли
редакцию в безграмотности, другие в халатности, бранили злополучную чету Погодиных.
Составилась работоспособная
редакция, а средств для издания было мало. Откликнулся на поддержку идейной
газеты крупный железнодорожник В.К. фон Мекк и дал необходимую крупную сумму. Успех издания рос. Начали приглашаться лучшие силы русской литературы, и 80-е годы можно считать самым блестящим временем
газеты, с каждым днем все больше и больше завоевывавшей успех. Действительно,
газета составлялась великолепно и оживилась свежестью информации, на что прежде мало обращалось внимания.
Амфитеатров по телефону передал мне, что его осаждают знакомые и незнакомые просьбами поместить опровержение и что тот самый сотрудник, который предложил мне взятку, был у него тоже и привозил деньги за объявления в
газету, но
редакция отказала наотрез печатать их.
Прошло недели две. В
редакции «Русских ведомостей» заведующий иностранными
газетами А.Е. Крепов преподнес мне экземпляр
газеты, в которой была перепечатана эта заметка из «Петербургского листка».
Когда я вернулся из весенней зелени степей, зашел в
редакцию — будто в погреб попал, и все эти чопорные, застегнутые на все пуговицы члены профессорской
газеты показались мне морожеными судаками.
И шло бы все по-хорошему с
газетой. Но вдруг поступила в контору
редакции, на 18 рублей жалованья, некая барынька Мария Васильевна, и случилось как-то, что фактическое распоряжение кассой оказалось у нее в руках.
За разными известиями мне приходилось мотаться по трущобам, чтобы не пропустить интересного материала. Как ни серьезны, как ни сухи были читатели «Русских ведомостей», но и они любили всякие сенсации и уголовные происшествия, а
редакция ставила мне на вид, если какое-нибудь эффектное происшествие раньше появлялось в
газетах мелкой прессы.
Московские известия я давал в
редакцию по междугородному телефону к часу ночи, и моим единственным помощником был сербский студент Милан Михайлович Бойович, одновременно редактировавший журнал «Искры», приложение к «Русскому слову», и сотрудничавший в радикальной сербской
газете «Одъек».
Весной 1896 года «Русские ведомости» обратились ко мне с просьбой дать для них описание коронации. Кроме меня, должны были еще участвовать от них два корреспондента. Подали мы трое — я, Лукин и Митропольский в коронационную комиссию заблаговременно список на три лица, но охранное отделение утвердило только двух, а меня вычеркнуло, и
редакция возвратила мне мои две фотографические карточки в полной неприкосновенности, поручив мне только давать для
газеты уличные сцены.
Рядом с А.П. Лукиным писал судебный отчет Н.В. Юнгфер, с которым я не раз уже встречался в зале суда на крупных процессах. Около него писал хроникер, дававший важнейшие известия по Москве и место которого занял я:
редакция никак не могла ему простить, что он доставил подробное описание освящения храма Спасителя ровно за год раньше его освящения, которое было напечатано и возбудило насмешки над
газетой. Прямо против двери на темном фоне дорогих гладких обоев висел единственный большой портрет Н.С. Скворцова.
Входят двое: русский, Редер, корреспондент австрийской
газеты, а с ним японец, корреспондент токийской
газеты. Меня интервьюируют. Японец с удивлением смотрит на меня, поражается, а Редер сообщает, что «Русские ведомости» арестованы и в
редакции и у газетчиков отбирают номера
газеты.
В самые первые дни славы Леонида Андреева явился в
редакцию «Курьера» сотрудник «Русского слова», редактировавший приложение к
газете — журнал «Искры», М.М. Бойович с предложением по поручению И.Д. Сытина дать ему рассказ.
Когда ему за утренним чаем А.М. Пазухин, вошедший с рукописью в руках и
газетой «Жизнь», подал заметку о безграмотной
редакции, Н.И. Пастухов, уже заранее прочитавший
газету, показал ему кукиш и сказал...
В 1896 году, перед коронационными торжествами, ко мне приехал М.А. Саблин и от имени
редакции просил меня давать для
газеты описания событий, связанных с торжествами.
Время от времени отрываясь от судебных и общественных дел, сам Н.Л. Казецкий становился во главе
газеты — в
редакции гремел гром и сверкали молнии.
Ф.К. Иванов был все. Он любил кутнуть, и даже нередко, но пока матрица не отлита, пока он не просмотрит оттиска, — из
редакции не выходил. Но когда
газету спускали в машину, Федор Константинович мчался на лихаче к «Яру» или в «Золотой якорь», где его уже ждала компания во главе с номинальным редактором Виктором Николаевичем Пастуховым, сыном редактора.
Цензура ли проморгала этот грозный призыв «бить по пустым головам»,
редакция ли недосмотрела, — но «Гусляр» появился в
газете, да еще на первой странице.
В этом мне пришлось убедиться года через три после наших встреч в
редакции «Русской
газеты».
Весело и дружно работала
редакция «Курьера». Прошел второй год издания, но цензура становилась все строже, конкурировать с бесцензурными
газетами было все труднее и труднее.
В один из обычных мало веселых редакционных дней бегал по
редакции, красный от волнения и вина, В.Н. Бестужев и наконец, выгнав всех сотрудников, остался вдвоем с Нотгафтом. Результатом беседы было то, что в
газете появился, на первой и второй страницах, большой фельетон: «Пиковая дама». Повесть. «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность». «Новейшая гадательная книга…»
Вход в
редакцию через подъезд со двора, по шикарной лестнице, в первый раз на меня, не видавшего
редакций, кроме ютившихся по переулкам, каковы были в других московских изданиях, произвел приятное впечатление сразу, а самая
редакция — еще больше. Это была большая, светлая, с высокими окнами комната, с рядом столов, покрытых зеленым сукном, с книжными шкафами, с уложенными в порядке на столах
газетами. Тишина полная. Разговор тихий.